Бесцветное небо в бесцветном шатре, —
Пустоты, приятные оку!
В одну заглянул — и увидел портрет
На фоне мерцающих окон.

Ресурс вдохновенья исчерпан до дна,
Глубины сменились на мели,
Два облака, дерево, ветка одна
Сказали "весна" как умели.

Я снова задумался — и повторил,
И вынул тетрадь, и продолжил:
"На дне Адриатики — камни да ил,
Над ними — гондолы и дожи,

Богатая Истрия, львиный Собор
Воротами царскими Фуле…
Опавшие листья оклеили борт
Пробитый серебряной пулей;

Пушистые ветви склоняет тоска
Плодами душистыми к Еве,
Пока над Европой моря расплескал
Борей, не по-вешнему гневен,

По тучам — учебник свидетельство даст, —
И вот, на брегах половодья,
Донельзя трескучий обрушился наст
В гондолу его благородья,

В пучину, державшую нос и корму,
Которую крокусы выпьют…
Пока не случилось, — до дна донырну
И надпись нескромную выбью:

"Зит транзит этерна…" Как буквы остры!
Как наледь ломается громко!
Ни солнца, — но серые ветви пестры,
И в красном луче три прекрасных сестры
Ступают на тонкую кромку.